«Наши технические решения имеют ряд новшеств». История Embedded-разработчика, который начал строить ракеты
Первые ракеты он начал строить в 14 лет. Сегодня, имея за плечами
Забрал документы из вуза и отправился искать работу
Станислав Баранцев, основатель AMW Labs, Женева, 2020 годСейчас я бакалавр в области химических технологий композиционных материалов (КПИ), а также заканчиваю магистратуру в области космических наук в International Space University в Страсбурге. Несмотря на это, когда-то мой карьерный рост в IT начался с брошенного университета.
Я интересовался разными вещами с довольно раннего возраста. К примеру, программировать начал с 14 лет и на тот момент уже пару лет занимался общей химией. К окончанию школы я шустро управлялся с С++, имел небольшое портфолио, написал несколько игр для телефона на Symbian, пару компьютерных 3D-игр, до десятка простых десктопных приложений и твёрдо понимал, что хочу быть программистом. Но мой интерес к химии также был очень глубок. Тем не менее, поступив на химтех КПИ и проучившись там четыре месяца, я понял, что с таким форматом обучения сильно торможу в остальных вещах, которые были мне интересны. Поэтому забрал документы, дописал пару программ для портфолио и отправился искать работу.
Так всё и началось, когда я в 19 лет устроился программистом в отдел разработки одного из крупных украинских интернет-провайдеров. Им требовался сишник, который взял бы на себя работу над новым роутером. Это была одна из тех компаний, которая старается оставаться на плаву всеми возможными способами. На собеседовании ко мне подошел директор отдела и на мой вопрос, чем я буду заниматься, сказал приблизительно следующее: «Нам нужно, чтобы пользователи подключались только к нашим устройствам. Другие точки доступа рядом с нашими работать не должны. Сможешь такое сделать?». Это звучало необычно и чертовски круто. Мне нравились такие вещи.
На тот момент я не был знаком ни со стандартами семейства 802.11, ни с ядром Linux. Я ответил, что изучу и сделаю, что смогу. В моем отделе не было никого, кто умел делать что-либо подобное, но спустя три месяца я выкатил первый прототип алгоритма, и он работал прекрасно. Потом были багфиксинг, оптимизация, интеграция и другие проекты с повышением. Там я неплохо разобрался с сетями и немного с ядром, что предопределило мой дальнейший профиль.
Отмечу, что в то время компания занималась конкурентными и в чём-то даже передовыми для Украины вещами вроде умных домов, low-cost систем автоматического распознавания лиц, умными домофонами и прочим. Когда грянул Майдан, ввиду моей активной гражданской позиции отношение менеджмента стало резко враждебным. К тому моменту я ощущал, что больше не развиваюсь на задачах, поэтому, проработав в этой компании год, я ушёл.
Заинтересовавшись ядром и операционными системами в общем, я посвятил полгода написанию собственной ОС, на которой слегка прокачался в различных самописных загрузчиках, аллокаторах, файловых системах, драйверах, соответствующем багфиксинге. Поэтому когда я пришёл в Celeno Wireless Communications на роль Middle Embedded-разработчика, то без особых проблем прошел интервью. На то время диплом о наличии ВО был обязателен практически повсюду, но GlobalLogic, в рамках которой проект существовал на то время, успешно закрыла глаза на отсутствие у меня оного.
Следующие четыре с половиной года я посвятил усиленной систематизации знаний, сетям, изучению Wireless, теории информации, соответствующих разделов физики и немного работе. В среднем при очень плотных темпах разработки на Celeno в хороший день мне удавалось тратить два-три часа на кодинг, выполняя задачи в срок, при этом оставаясь продуктивным и руководя небольшой группой разработчиков.
Всё оставшееся время я посвящал наукам и моей любимой аналоговой электронике. Одним словом, я сформировал себя как специалист в этой отрасли. Мне всегда нравилось работать в таком узком, но в то же время востребованном направлении, как Linux Kernel + Telecommunications. Коммуникации — это жизнь. В это же время я вновь поступил на химтех КПИ, и на этот раз его окончил.
Моей последней компанией была Ubiquiti Networks, благодаря которой я по-настоящему раскрыл себя в производственном процессе. Проработав там полтора года на нескольких замечательных проектах, я ушел из-за личных обстоятельств и одновременно уехал в Страсбург на магистратуру в International Space University, в котором обучаюсь в настоящий момент.
Международный космический университет, или Недешевая инвестиция в опыт
International Space University, или просто ISU, — это потрясающее место, которое делает из обычных людей специалистов в области космоса. Работает этот университет по интересному подходу так называемых модулей, который отличается от привычных нам подходов в университетах. Обучение делят не на семестры, а на модули, в ходе которых у учащихся формируют заранее определенные навыки.
Только за один первый модуль студента накачают умопомрачительным количеством информации, которая позволит въехать в то, что сейчас происходит в сегменте космических технологий, разобраться в орбитальной механике, моделях ведения бизнеса, принципах эстимирования космических проектов, космической медицине, праве и многом другом. Основной принцип ISU — формирование междисциплинарного подхода, который позволяет анализировать отрасль с разных сторон.
Во время остальных модулей преподаватели с реальным опытом работы в космических проектах продолжат делиться самой разнообразной информацией. При этом студенты будут заниматься командными проектами (один из которых длится семь месяцев), индивидуальным проектом и пройдут интернатуру в одной из мировых компаний аэрокосмического сегмента.
Что касается поступления, ISU принимает всех, в чьей мотивации он не сомневается и кто разделяет ценности, лежащие в его основе. И, конечно, всех, кто может себе финансово это позволить. Из нюансов обучения — университет находится во Франции. В Страсбурге практически никто за пределами вуза не владеет английским в принципе. Выжить без этого можно, но не стоит. Моё мнение: едешь в чужую страну — учи язык. Сейчас я начинаю понемногу писать и говорить по-французски, но над пониманием беглой речи ещё работать и работать.
Обучение проходит на английском языке и стоит 25 тысяч евро в год, однако при определенных обстоятельствах университет может покрыть часть суммы из своих резервов в обмен на ваше обещание покрыть остаток в дальнейшем (когда вам это будет удобно). На основании моего опыта и текущих проектов универ согласился покрыть мне значительную часть. Остальное же — личная инвестиция в опыт, который по окончании я планирую направить на развитие своего продукта в Украине и поиск финансирования для разработки.
В International Space University, октябрь 2020
Ракеты в рамках стартапа AMW помогут на фермах и в зоне стихийных бедствий
Первые ракеты я начал строить в 14 лет, когда увлекался химией. Тогда у меня не было ни книг, ни нормального интернета, поэтому делать приходилось по наитию, из того, что было, и в какой-то мере изобретая вещи заново. Первый ракетный двигатель получился (а я был и остаюсь упрямым ребёнком) раза с
Вернулся же интерес совершенно неожиданно: мы ехали с подругой в машине, и она, видимо, в шутку сказала, что я бы «смог и ракету построить». Мы посмеялись, а потом я вернулся домой и стал считать. Прикинул, что для этого нужно, какие могут возникнуть расходы и что придется разработать. Деньги были, и я незамедлительно приступил к делу. Начал с систематизации теории, ракетодинамики и небольших одноразовых ракет. Получилось так, что весь предыдущий опыт в области химии, разработке электроники и ПО удачно сложился в одно направление. Так начался проект AMW Rocketry.
Как таковых курсов для разработки ракет в Украине не существует. Все учатся методом проб и ошибок, обмениваясь опытом. Практика всегда сильно расходится с теорией, и, как только я приступил, начались проблемы. С кем советоваться? На какие грабли не наступать? Как считать то и это? Как верифицировать?
На тот момент в Украине существовало несколько формаций, занимавшиеся подобными разработками: днепровское студенческое сообщество на основе инжиниринговой школы Noosphere и студенческое конструкторское бюро экспериментального ракетостроения Национального авиационного университета NAURocket, на которые на тот момент можно было равняться (на DOU есть интервью с основателем бюро Сергеем Пипко).
Периодически изучал форумы ракетчиков постсоветских стран, их проекты, примеры расчетов, практические советы в производстве того или иного узла. Полезными были открытые иностранные ресурсы, например, авторитетного специалиста Ричарда Накки и компании Apogee Rockets. Всю же основную теорию я впитывал из книг (В. Алемасов «Теория ракетных двигателей», Г. Синярев, М. Добровольский «Жидкостные ракетные двигатели», А. В. Алиев [и др.] «Внутренняя баллистика РДТТ: справочное издание»).
В настоящий момент AMW Labs — это и конструкторское бюро, и стартап. Мы работаем на энтузиазме и финансируем проекты из моего кармана на оставшиеся от программирования средства. Сейчас занимаемся разработкой двух продуктов: противоградовых ракет нового поколения, а также ракет для выведения дронов на большую высоту для наблюдений. Первый продукт сосредоточен в сегменте воздействий на погоду (облако засеивается определёнными химическими веществами) и полезен, в частности, фермерам и ивент-мейкерам, второй же — при наблюдении стихийных бедствий, мониторинге очагов лесных пожаров, поиска людей и животных.
Исторически с 2018 года AMW Labs назывался AMW Rocketry и был соло-проектом. Однако время шло, задач меньше не становилось, и работать в одиночку было всё труднее и труднее. По счастливой случайности группа киевской студенческой формации NAURocket, которая занималась разработкой ракет, как раз выиграла денежный грант из общественного горбюджета на организацию и проведение конкурса экспериментального ракетостроения. Было объявлено, что всем участникам выделят бюджет на разработку ракеты с определенными требованиями. Организаторы обещали предоставить под это событие ракетные двигатели.
К этому моменту у меня уже были кое-какие наработки, и это выглядело отличным шансом зарекомендовать себя в ракетном сообществе. Также это было хорошей отправной точкой для поиска заинтересованных людей, поэтому я начал искать их среди других участников. Так нашёл потрясающую команду, с ребятами мы трудимся до сих пор.
Команда находится в Киеве, и сейчас в неё входит шесть человек: двое конструкторов, двое двигателистов, разработчик электроники и ваш покорный слуга, который занимается планированием и разработкой всего, до чего дотянется и на что хватает времени. Ни у кого из нас нет за плечами опыта в ракетостроении, поэтому учиться приходится на своих и чужих ошибках. Учитывая сложную ситуацию с COVID-19, по возможности все мы работаем удаленно.
Мы функционируем на энтузиазме, и я не вправе требовать от участников максимальной отдачи, пока мы не разобрались с полноценным финансовым обеспечением. Кто-то учится, кто-то работает, это нормально. Однако несмотря на то, что все работают по желанию, у нас есть определённая организация рабочего процесса, которая включает в себя планирование, назначение дедлайнов, распределение задач и так далее. Периодически мы синхронизируемся и фиксируем фронт работ на ближайшее время. По части кода у нас развернут и используется GitLab, так что культура заложена. К сожалению, кодеров не хватает, поэтому я чуть ли не единственный, кто пока что старается её соблюдать.
О технических проблемах при полетных испытаниях
Мы занимаемся полным циклом разработки малогабаритных ракет: твердотопливные ракетные двигатели, бортовая и наземная электроника, конструкторские решения. Хоть визуально ракета похожа на то, что делают другие коллективы, решения, которые мы разрабатываем сейчас, имеют ряд новшеств, их мы активно отлаживаем. Из-за этого действительно возникает много технических проблем, которые из подобных формирований в Украине никто не решал.
Однако считаем, что применение подобных новшеств оправдает себя в наших продуктах. К ним относятся и использование карбоновых корпусов, и переход на 3D-печать некоторых узлов, и решения в области оптимизаций ракетных топлив, и новые конструкторские решения. Благодаря этому можно увеличить полезную массу, удешевить продукт, повысить надежность.
Типичные технические проблемы зачастую сводятся к необходимости испытывать ракету на соответствующем оборудовании, которым в настоящий момент мы не обладаем. К примеру, тесты в аэродинамической трубе позволили бы обнаружить проблему с программным обеспечением, из-за которой наш последний запуск завершился аварией (к счастью, без потери ракеты).
Произошло это из-за неверной программной корректировки эффекта Бернулли, который возникал внутри корпуса ракеты. Другой пример проблемы: при переходе на более эффективный воспламенительный состав наблюдали его деградацию, из-за чего чуть не сорвали запуск ракеты. Произошло это из-за повышенной теплопроводности нового состава на основе алюминия. Тепло от электрического запала рассеивалось внутри состава, а сам запал при этом выходил из строя. Подобные задачи требуют серьезного тестирования, междисциплинарного опыта и анализа проблемы.
Та же бортовая электроника, в отличие от настольных устройств, испытывает колоссальные ускорения во время полёта. Перегрузка при запуске нашей ракеты составила более 60 g — это ускорение, которое испытывает настоящая боевая ракета. Требования к такой электронике формируются комплексным анализом с точки зрения конструкционной прочности, перегрузок ракеты, аэродинамических процессов как снаружи неё, так и внутри (и авария из-за эффекта Бернулли хороший урок для нас). Подготовиться к подобным проблемам заранее сложно, поэтому тем, кто занимается разработкой, приходится приспосабливаться к новым вызовам, быстро искать решения и пытаться предугадывать проблемные узлы.
Сегодня мы сотрудничаем с инжиниринговой школой Noosphere, которая находится при КПИ и обеспечивает пространство для разработки ракет. Когда работы по ремонту помещения будут окончены, мы рассчитываем привлечь заинтересованных студентов, чтобы помочь разработке. У них появится возможность поучаствовать в серьезных проектах и получить реальный опыт разработки ракет.
Подобные студенческие формирования существуют во многих развитых странах и помогают выращивать будущих инженеров. Считаю, что в текущих реалиях украинского космоса это очень важно. Помимо этого, выражаем поддержку украинским аэрокосмическим стартапам, таким как Space Cossacks (Kyiv) — о них было интервью на DOU — и Space Logistics (Dnipro). Частники — единственная надежда украинского космоса, держим за них кулаки!
Мы сами пока что проходим путь становления, и он явно не будет коротким и шёлковым, поэтому готовых решений и советов новичкам у нас нет. Мы наступали на грабли и продолжаем наступать на них до сих пор, набивая себе поучительные шишки. Однако основа любого стартапа — это бизнес-модель. В первую очередь необходимо ответить на фундаментальные вопросы. Какая проблема решается? Для кого? Как она решалась раньше? Что предлагается? Насколько это технически реализуемо и экономически выгодно? Каков рынок сбыта? И только после этого двигаться дальше: выстраивать организацию процесса и искать людей, которые действительно живут этим.
Если говорить о самых простых ракетах, «которые можно построить на кухне», то если есть под рукой необходимые ингредиенты, простая ракета делается минут за двадцать. Простая ракета — это неуправляемый аэродинамически устойчивый снаряд. Чтобы оценить устойчивость, необходимо понимать, в каких пределах изменяются центр тяжести и центр давления во время запуска. На практике для устойчивого полета достаточно, чтобы центр давления находился приблизительно на два-три калибра дальше центра тяжести.
Конечно, в действительности всё обстоит намного интереснее, но для небольших дозвуковых ракет это правило можно считать классикой. Для самого простого успешного запуска новогодней ракеты вам достаточно иметь простейший бессопловый двигатель, корпус и стабилизатор. Очень часто в простых новогодних ракетах два последних элемента объединяют в один. Ну а если хотите строить ракеты посерьезнее, присоединяйтесь к нам!
О фейковом конкурсе, первой ракете и любопытном подходе отстыковки двигателя
В 2019 году мы дебютировали на выставке iForum с прототипом нашей ракеты IRIS rev1, где получили хорошие отклики и много полезных контактов. Помимо этого, в этом же году принимали участие в конкурсе проектов ракетостроения в Днепре, где заняли первое место в номинации проекта ракеты-носителя (несмотря на небольшие размеры нашей ракеты).
В ноябре 2019 года команда AMW Labs приняла участие в конкурсе Star Track IV от Noosphere и стала победителем в номинации «Ракета-носитель на основе РДТТ»
В декабре 2020 года, после длительного периода работы в стартапе, я выступал с докладом в контексте Embedded Community — платформы для разработчиков «железа», которую предоставляет GlobalLogic. Мы получили потрясающий отклик, много пожеланий и советов, а также предложений к нам присоединиться.
Наша первая и основная ракета под названием IRIS rev1 была разработана в рамках конкурса экспериментального ракетостроения. По условиям конкурса, ракета должна была подниматься на высоту от 300 до 700 метров (соответственно, иметь ограничения на размер и вес), быть доказано устойчивой в полете и не иметь пиротехнических узлов выброса парашюта. Этим требованиям соответствовала наша ракета.
Мы разработали надежный узел пневматической отстыковки. Конструкционно он представлял собой микробаллон со сжатым углекислым газом, находящимся под давлением 6 МПа, который через специальный управляемый приводом клапан скачкообразно повышал давление в магистральных трубках, а те воздействовали на один из элементов ракеты и выталкивали его. Затем этот элемент вытаскивал два парашюта: модуля бортовой электроники и основной парашют ракеты.
Парашют модуля электроники был сделан с возможностью быть управляемым (то есть обеспечивать посадку в определённую точку по GPS, однако этот функционал не был реализован). Также в ракете присутствовал модуль корректировки вращения, однако он был забракован организацией конкурса как представляющий потенциальную опасность, поэтому его разработка была приостановлена.
Рендер бортового компьютера внутри носового обтекателя: вычислительная плата, плата с сенсорами и плата телеметрии
Платы IRIS rev2, слева направо: модуль с датчиками, плата контроллера отстыковки ступеней, плата телеметрии
До поры до времени с конкурсом всё шло хорошо, однако украинские реалии приготовили нам сюрприз. Поскольку я был задействован в коммуникации с подрядчиком закупок, то видел, что кое-что делается не совсем правильно. Не вдаваясь в детали, в которые мне довелось немного влезть, конкурс в реальности не состоялся, зато состоялся по всем документам. Заранее предвидя такой возможный исход и понимая, к каким задержкам в разработке это приведёт, я решил отказаться от концепции конкурсной ракеты и начать двигаться в нашем собственном направлении. Так мы занялись IRIS rev2, которая была запущена в августе 2020 года — уже в рамках бизнес-вектора разработки.
Если IRIS rev1 предполагала использование чужого ракетного двигателя, в rev2 мы представили цельнометаллический твердотопливный двигатель собственной разработки, работающий на общеиспользуемой и простой в изготовлении топливной паре нитрата калия и сорбита с использованием фероксидного катализатора и лауретсульфата натрия для повышения текучести топлива при заливке. Двигатель проходил огневые испытания на стенде до тех пор, пока не был доведен до расчетных параметров.
Структура IRIS rev2
Также мы выкинули пневматическую систему отстыковки и заменили её на взрослую пиротехнику для выброса парашютов на основе нитроцеллюлозы. Преимущество нитроцеллюлозы в сравнении с обычным дымным порохом, который часто используют для подобных целей, заключается в отсутствии раскаленной конденсированной фазы при сгорании, которая может повредить парашюты. Полное сгорание, в свою очередь, приводит к более высокой эффективности метательного действия вышибного заряда. Помимо этого, мы представили новый узел — узел отстыковки двигателя.
Сегодня у ракетчиков, которые летают вертикально, существует проблема: если выпустить парашют в верхней точке (апогее) траектории, ветра сносят ракету в сторону на значительное расстояние, и вся команда — все, кто был в районе пускового стола — задорно несется по кочкам эту самую ракету вылавливать.
Классические ракетчики вышли из этого классическим способом: стали упаковывать в ракету два парашюта. Один из них — парашют поменьше — слегка тормозит ракету, позволяя ей на внушительной скорости приблизиться к земле, за счёт чего её практически не сносит ветром. Перед посадкой же выпускают второй парашют побольше. Он позволяет окончательно затормозить ракету до посадочных скоростей порядка
Мы проанализировали такой подход и пришли к выводу, что вполне обойдемся одним основным парашютом, улучшив массовые характеристики ракеты. Действительно, зачем нести два парашюта, занимающих в сумме внушительный объём ракеты, если 40% массы нашей сверхлегкой ракеты составляет металлический двигатель? К слову, этот стальной двигатель менее прихотлив к ударным воздействиям, и его можно безопасно сажать на скоростях до 15 м/с, используя парашют малого диаметра.
Так мы пришли к концепции предпосадочной отстыковки двигателя: основной парашют был рассчитан таким образом, чтобы с двигателем ракета опускалась на землю быстро, а без него, после существенного облегчения ракеты, тормозила до безопасной посадочной скорости. В Украине мы реализовали этот подход первыми и покрыли его тестами. Несмотря на аварийный запуск IRIS rev2, узел отстыковки отработал исправно.
Но в IRIS rev2 не всё так хорошо: хоть некоторые узлы и были модифицированы, модульно она всё ещё напоминала IRIS rev1, с соответствующим legacy. Из-за этого, например, мы вынуждены были использовать два отдельных бортовых компьютера в разных частях ракеты вместо одного монолитного. Один из них занимался управлением полёта и отстыковкой модуля основной электроники, второй — пиросистемой и отстыковкой двигателя. Компьютеры связывались с помощью развязанного оптического канала связи, что хоть и некритично, но всё же неприятно. Подобных косяков в IRIS rev3 допущено не будет. В настоящий момент работа над ней ведется, и эта ракета уже будет полноценным продуктом.
Запуск ракеты
О проблемах украинского ракетостроения, которые нужно решать
Сегодня украинский аэрокосмический сегмент испытывает период длительной стагнации. Несмотря на участие в нескольких перспективных международных проектах, будущая вовлеченность Украины находится под большим вопросом. К примеру, наша страна производит конструкцию первой ступени украинско-американской ракеты Antares и маршевый двигатель европейской ракеты Vega.
И если Antares пока ещё остаётся на звездном небе, то Vega стремительно его покидает: в 2017 году Европейское космическое агентство (ЕКА) инициировало так называемую политику европеизации, в ходе которой все детали, производимые не странами-членами ЕКА, должны быть заменены на европейские аналоги. Таким образом, как минимум Vega скоро от нас уйдёт.
С 2015 года, после начала войны на востоке Украины и аннексии Крыма Российской Федерацией, наша страна потеряла возможность запускать космические аппараты с российских космодромов. Своих космодромов, к сожалению, у нас нет. Эту задачу пытались решить как сотрудничеством с Бразилией в попытке построить космодром там, так и участием в программе «Морской старт», чтобы запускать наши ракеты с территории Чёрного моря. Успех обоих проектов сейчас под сомнением. Помимо этого, украинский спутник «Либідь», который наша страна планировала запустить с территории РФ, фактически невозможно вернуть и можно считать утерянным (сейчас он находится в РФ). И поскольку он так и не был запущен, последние несколько лет Украина выплачивала долги по кредитам, что не давало космической отрасли развиваться.
Если же оценивать эти проблемы в ключе появления новых ракет от SpaceX, то один лишь Falcon 9 позволяет выводить вдвое большую нагрузку, нежели это делают ракеты Dnepr, Antares и Vega, вместе взятые. При этом за счёт большей выводимой массы стоимость доставляемой нагрузки за 1 кг на низкую околоземную орбиту (НОО) от Falcon 9 составляет приблизительно вдвое меньше, чем от ракеты Dnepr ($2,7К vs $4,9К).
Если же рассматривать Falcon Heavy, то стоимость выведения 1 кг нагрузки составляет вообще $1,4К. Для Украины в ближайшей перспективе это означает только одно — уменьшение и без того небольших объемов работ, которые мы производим в сотрудничестве с другими странами.
В 2019 году правительство приняло закон о так называемом частном космосе — возможности частникам производить ракеты-носители, вероятно, ожидая появления этих самых частников. Однако последние не появились, и это отнюдь не удивительно, учитывая отсутствие соответствующего бэкграунда для разработки. Частникам попросту не на чем расти: крупные проекты требуют крупного финансирования и далеко не всегда оправданы.
Проблемы, описанные выше — очень серьёзны, однако с ними хотя бы можно работать. Куда сложнее обстоит дело с полным отсутствием космической программы, которая определяла бы векторы развития отрасли. Что же касается финансирования космического агентства, то из $90M, полученных в 2018 году, непосредственно на развитие космоса осталось $3,2M, что катастрофически мало. Тем не менее я категорически настаиваю на том, что не всё пропало.
Исследования кейсов других стран, в частности Новой Зеландии, ясно показывают несколько вещей. Во-первых, при таком объёме финансирования можно не только работать, но и быть одной из стран-лидеров космической промышленности, способствуя развитию частного сегмента. Делать это можно разными путями — как обеспечивая взаимовыгодные договора сотрудничества с другими странами, так и вводя эффективную политику поддержки аэрокосмических стартапов и образовательных программ.
Во-вторых, мы видим, что космическое агентство Новой Зеландии сформировалось не до появления космических стартапов и не параллельно с ними, а наоборот — благодаря стартапу, который сейчас на весь мир известен как RocketLab. Это уникальный прецедент, который свидетельствует о том, что даже одна частная компания может предопределить космическое будущее всей страны.
Скептик скажет, что есть много поправок на украинские реалии, и я с ним соглашусь. Однако отвечу: «Решайте проблемы с украинскими реалиями, так как их наличие не дискредитирует саму стратегию развития. Украинский частный сегмент технически может и будет производить наземные системы, микроспутники, суборбитальные ракеты и космические двигатели, и это более чем востребовано в мире». Это то, к чему мы стремимся — построение почвы. Поэтому я был безумно рад программе Yangel BigBang от нашего космического агентства. Такие вещи — это типичный facilitation, который так нужен частникам.
Мы категорически поддерживаем все частные космические инициативы, начиная от NewSpaceLink (социальной сети для космических стартапов, которую разрабатывают ребята из Украины) и заканчивая всё теми же днепровскими Space Logistics и киевскими Space Cossacks. По моему мнению, эти люди заслуживают уважения. Это пионеры в частном аэрокосмическом сегменте, а пионерами всегда быть сложно.
Что касается наших планов, то мы стремимся развернуть продукт, который сможет поддержать украинских фермеров в борьбе с градовыми осадками. Когда нужно — организовать им дождь, когда не нужно — отвести его. Мы также поможем украинским пожарным, если дело ещё раз дойдёт до горящих лесов в зоне отчуждения. Имея IRIS rev3, можем в определенных пределах влиять на погоду. У нас есть определённый business vision, как сделать этот продукт доступным для большинства людей.
